Расул Каландаров: «Растет внутренний раздрай»

Год назад мы опубликовали интервью с предпринимателем из Новосибирска, балхарцем Расулом Каландаровым. Наш гость рассуждал о наших мифах, чем мы отличаемся от тех же новосибирцев. Незадолго до этого Дагестан возглавили Владимир Васильев и Артём 

Здунов. Тогда Расул Якубович призывал позитивно отнестись к назначенным руководителям, надеясь, что они приведут к более высоким и современным стандартам управления, экономики, социального развития. Интервью вызвало большой интерес читателей. Поэтому мы решили опять встретиться с этим умным и, что редкость, самостоятельно мыслящим собеседником.

И Каландаров нас привёз на свой продуктовый склад на окраине Махачкалы. Он оборудован по самым современным стандартам, с мощными холодильниками. Ещё год назад склад был забит продуктами, которые привозила и продавала дистрибьюторская компания Каландарова. Сейчас он товар не возит, а склады арендуют другие организации. Что самое печальное: если год назад в его дагестанском филиале работало 250 человек, сейчас их всего 27. Почему это произошло и в какую сторону изменился Дагестан за этот год, мы и решили с ним обсудить.

Все беднее и беднее

У меня в Дагестане остался только склад, всю дистрибьюторскую структуру, транспортную логистику, экспедирование я закрыл. При падении платежеспособного спроса населения, при постоянном банкротстве партнёров нет смысла возить товары. Поначалу думал, что только у меня проблемы. Нет, у всех: средний чек в Дагестане упал на 30%, маржинальность упала, а при этом налоги, аренда, зарплаты меньше не стали, поэтому торговые фирмы банкротятся, многие магазины фактически перестали платить за товары. Недавно популярная сеть супермаркетов «Караван» обанкротилась, и мне, и куче других должна крупные суммы. Вряд ли мы их увидим. Много у меня и других должников.

При этом административное давление усиливается, кассовые аппараты постоянно обновляют, требуют обязательного наличия онлайн кассы, терминала, за который нужно платить 1,5–2% банку от обслуживаемых им сумм. Постоянно повышают тарифы: государство сделало ставку на природную ренту и финансовую структуру, основной бизнес ему неинтересен. Никто не помогает бизнесу. Сколько лет мы жалуемся на высокие ставки кредитов, а чиновники с важным видом говорят: «Центробанк так решил».

Смешно выходит: недовольство перенаправляют с себя на Центробанк. У них к «Газпрому» и ко мне одинаковые требования, при этом «Газпрому» дают льготы, а мне не дают, пользоваться этими льготами могут только крупные производители, те же агрокомплексы, которые принадлежат той же команде.

Людей, молодёжь такими примерами лишили веры, что можно самому чего-то добиться. Вот я построил склады в Махачкале — 6 тысяч квадратных метров с холодильниками. Приходят, спрашивают: где ты украл такие деньги, чтобы построить? Не верят, что заработал.

Особенности дагестанцев

У дагестанцев больше развиты социальные чувства, для них крайне важно принадлежать к чему-то. Это ограничивает людей. Когда мы начинаем развивать связи по горизонтали, это мешает расти по вертикали. Допустим, я на одну ступеньку поднялся, мне надо всех родственников за собой подтянуть, а не бросить все силы на достижение следующей ступени. Очень часто дагестанцы окружают себя своими связями. Правда, не только дагестанцы. Сейчас начальник ФНС по Дагестану татарин, который больше всего доверяет своему водителю. И все вопросы через этого водителя и решают. Такая ментальность, что больше всего доверяют тому, кто всегда рядом: водители, охранники, секретарши — вместо того чтобы рабочие вопросы доверять специалистам. Очень часто в Дагестане начальник службы безопасности решает, кто будет общаться с начальником, а кто нет.

У нас нет внутренней веры людей, что своим трудом можно чего-то добиться. Я свою племянницу взял в Новосибирск на стажировку, она поражалась, что мои сотрудники с утра до обеда, не вставая, работают. У нас принято каждый час вставать, гулять, болтать с коллегами. И все хотят работать госчиновниками, пусть и с маленькой зарплатой. На что рассчитывают? На незаконные доходы. Наши земляки готовы пойти помощником судьи за 14 тысяч, нежели пахать в бизнесе. У людей нет цели получать качественное образование, потому что хорошие должности занимают спортсмены и силовики, а начитанные и интеллигентные ничего не добиваются.

Почему-то дагестанцы, приезжая в Новосибирск, работают не хуже любых местных. Но! Когда их становится много, они начинают себя вести именно как дагестанцы: интересы земляков ставят выше интересов компании. Пока у меня в разных филиалах разрозненно работали несколько дагестанцев, всё было нормально. Зато когда они познакомились и стали ходить вместе, у меня с ними начались те же проблемы, что и в Махачкале. Стали всё время отпрашиваться, на рузман, например. Я понимаю, если человек верующий. А когда неделями не просыхает и путается со всеми подряд, но отпрашивается на рузман, где логика?

Дагестанцам важно быть приобщёнными. Для людей с ярко выраженными социальными потребностями в принадлежности к группе, очень важно быть среди «своих», не отличаться от ближайшего окружения, быть при деле, чем в деле... При этом они могут быть неплохими исполнителями при эффективном руководителе, верными друзьями, старательными учениками и помощниками руководителей. То есть они легко поддаются разного рода манипуляциям, нуждаются в кукловодах, следовательно, особо не стремятся к самоутверждению, к самовыражению. Да и учёба для такой категории людей не самоцель, им более интересно общение с коллегами, чем сам процесс приобретения знаний и навыков... Собственное материальное благополучие у них стойко ассоциируется с принадлежностью к той или иной группе. Их главная установка: свои без хлеба не оставят! Именно по этим причинам они проявляют высокую солидарность в кругу своего общения безотносительно целей самой деятельности. И вот потому сами же дагестанцы не хотят за пределами Дагестана принимать земляков на работу.

Экономическая политика

Я был из тех, кто надеялся, что если руководителями Дагестана станут «варяги», наша республика станет благополучней и прогрессивней. Но ситуация в дагестанской экономике за два года стала гораздо хуже. Заявив, что все должны платить налоги, взамен власти ничего не дали. Не дали свободы, не приняли программы, а гранты только увеличили в дагестанском обществе внутренний раздрай.

Сейчас многих известных дагестанцев посадили за коррупцию, но стало ли лучше от этого обществу? Не заметно. Дают человеку нарушить закон, потом наказывают за это. Боремся не с причиной, а с последствиями. Старых министров ставят и ждут других результатов. Чего вдруг? Жена три месяца ходила в МФЦ получать регистрацию. Думали, достаточно поменять руководителя, оказалось, этого недостаточно. Васильев увидел, что коррумпированы все, до рядового клерка. И люди, которые пришли сюда без своей команды, так и не смогли разрушить эту пирамиду, не смогли поменять систему. Сколько районных и сельских глав бесчинствует… Так если человек покупает должность главы района за 20 миллионов, он уже и впрямь глава? Правда? Не главарь?

Когда республику возглавил новый человек, у людей появилась надежда. Но, мне кажется, у Васильева не хватает мотивации что-то менять: он не хочет рисковать своей репутацией честного государственника, потому что в любом бою есть возможность проигрыша. Он не захотел нести ответственность. Нам поменяли крышу, а стены и пол остались прежними, гнилыми.

Любая организация — как велосипед: если не движется, то падает. Поэтому и идёт стагнация — никуда не едем и из последних сил балансируем. От этой «стабильности» дагестанцы уже устали. Говорят, что в Дагестане тяжело, потому что во всей стране так. Да, кризис во всей России, но ведь даже в таких условиях Татарстан, Калуга, Белгород развиваются, потому что за этими регионами стоят эффективные руководители.

Нам даже не дали возможность самим честно выбирать глав городов и районов Дагестана. Ладно, пусть так. Но мы не знаем, почему именно поставили того или другого руководителя, поэтому ходит очень много слухов. Васильев мог бы объявить целевой конкурс на посты глав районов, но проходят только конкурсы «вообще». Дагестанцам нужно пройти этот путь, и научиться самим выбирать себе хороших руководителей. Если мы не будем позволять детям шалить, они не найдут правильной дороги. Мы хотим пробовать что-то сделать, а нас лишают всех дорог.

Мы лишили чиновников социального контроля: орём, а они нас не слышат. Для оценки деятельности губернаторов ввели показатели, KPI, но мы знаем, как можно статистикой манипулировать. Не важно, варяг или дагестанец будет возглавлять нашу республику, важно, что он будет делать.

Пока государство будет видеть в бизнесе только дойную корову и не думать, как и чем её кормить, корова сдохнет. Проблема, мне кажется, в том, что доминирует позиция: вы платите деньги, а мы ими распоряжаемся. Человеку не дают распоряжаться своими ресурсами, и республике не дают — гидроэлектростанции заняли в Дагестане кучу земли, а в бюджет республики платят копейки.

Что могут дагестанцы?

Юный дагестанец, оканчивая школу, сталкивается с внутренним конфликтом: оказывается, та мораль, которую проповедовали в семье и в школе, в реальной жизни не существует. Происходит фрустрация, он может в этом момент попасть в шайку к преступникам, террористам, потому что не знает, что делать, — этому не учили. И зачастую единственный для него выход — уехать отсюда.

Что нам делать? Рецепт решения многих общественных проблем, как показывает мировая практика, непростой, но универсальный. Это, прежде всего, открытость и доступность власти, без которой невозможно приближение властных структур к интересам большей части населения, и, соответственно, лояльности населения. Это и сменяемость власти, без которой невозможны внедрение в обществе «социальных лифтов» для одарённых и способных молодых людей. Это и переосмысление некоторых социальных норм. Например, многие чиновники, деятельность которых не оценивается положительно населением, в публичном пространстве почему-то остаются «уважаемыми» персонами, «желанными гостями», каждый раз переизбираясь во власть. Открытость власти предполагает, прежде всего, публичную мотивацию собственных решений, в том числе и решений по приёму на руководящие должности чиновников. А когда нет доверия, то в любом решении сверху граждане охотнее ищут и находят негатив, но только не возможное решение проблемы. Я своим работникам всегда обещаю честность и открытость. Но у нас многие лишены этой возможности, кругом обман.

Я бывал в Австрии, Италии, и мне кажется, что дагестанское сельское хозяйство должно развиваться по их пути. Основная часть сельчан переберётся в города, многие аулы полностью опустеют, но останутся инициативные люди, которые будут производить качественные продукты: мясо, сыры, овощи, фрукты. Здесь должна развиваться качественная переработка плодоовощной продукции, по передовым технологиям. Вот в Кабардино-Балкарии посадили итальянские яблоки, и наши торговцы их там закупают по двойной цене. Почему бы не посадить их у нас? Всё надо механизировать, ведь есть сельхозтехника для любых условий и объёмов. И тогда себестоимость будет низкая, а фермерам будет выгодно.

Построить маленький заводик…

Я уже несколько лет строю мясокомбинат в Южно-Сухокумске, рассчитанный на переработку 50 тонн мяса в день. Уже должен был его открыть, но постоянно возникают какие- то препятствия. Но я обязательно его завершу, чтобы получать удовольствие от того, что делаю. До конца года надеюсь запустить. Я как технолог хочу, чтобы всё было очень качественное, вяленая и сушёная колбаса, хочу дорогой, но качественный натуральный продукт. Можно будет делать варенья дагестанские — как домашние. Есть такие планы…

Как оно обернётся в наших условиях, когда всё пытаются у тебя украсть, не дают производить качественную продукцию, и приходится удешевлять себестоимость, не знаю. Но очень постараюсь.