Fusion. Смешать по вкусу

Несмотря на то, что в Дагестане едва ли не самое большое в стране количество ювелиров на душу населения (говорят, только в Махачкале их более двух тысяч), выставки авторского ювелирного искусства у нас случаются редко. Кто попал на выставку ювелира Лейлы Изабакаровой «Фьюжен» в Национальном музее им. Тахо-Годи, тому повезло. 

Мне повезло вдвойне, потому что сама Лейла провела для меня экскурсию. Закружила, завьюжила, засыпала — информацией, воспоминаниями, образами, терминами, ассоциациями. Уходила в восхищении, в изумлении. Несла впечатления, боясь расплескать и торопясь выплеснуть. Так много красоты… Так много, что мало!

Фьюжен (англ. Fusion — «слияние», «сплав», «смешение») — стиль в дизайне, музыке или другом виде творчества, в основе которого лежит сочетание разных, часто диаметрально противоположных направлений («сочетание несочетаемого»), дающих вместе неожиданно прекрасный эффект. В качестве примера стиля фьюжен в музыке часто приводят творчество грузинской певицы Нино Катамадзе, которая сочетает элементы джаза, рока, этно- и поп-музыки, в результате чего получается совершенно уникальный, присущий только ей стиль — джаз-рок-этно-поп-фьюжн. И хоть я совсем не аудиал, и у меня в принципе нет наушников и музыки в телефоне, рассматривать выставку Изабакаровой мне хотелось именно под музыку Катамадзе. Потому что только глазами это рассмотреть и понять невозможно, и даже прикоснуться (в виде исключения Лейла разрешила) — мало, нужно задействовать какие-то иные, очень тонкие струны восприятия, а музыка как раз способствует тому, чтобы они настроились.

Эксперименты в стиле фьюжен не означают, что Нино не исполняет тот же джаз в чистом виде, — ещё как исполняет! Это я к тому, что и у Лейлы потребность экспериментировать — не самоцель: если нужно, она работает в одной технике и одном стиле. «Фьюжен» — это не навсегда, это в первую очередь концепция выставки, объединившей в нескольких витринах лучшее, что было создано Лейлой Изабакаровой за последние два года. Представлена и ретроспекция, охватывающая 30 лет творческой жизни мастера, о которой будет сказано отдельно.

Выставку Лейла посвятила матери — выдающемуся художнику-ювелиру современности Манабе Магомедовой. Ей в этом году исполнилось бы 90 лет. На протяжении всей своей долгой творческой жизни Манаба — «кубачинка из Грузии», как она сама себя называла — занималась именно тем, что совмещала несовместимое, смешивала по своему вкусу стили, техники, приёмы, материалы. Безупречный вкус и совершенное чувство стиля — драгоценное наследство Лейлы. Что касается «наследства» материального, то, по словам художника, на создание новой части экспозиции, которая готовилась специально для этого проекта, её вдохновил рабочий стол Манабы. Точнее, содержимое его ящиков: детали старинных украшений, заготовки и незаконченные произведения, камни, бусины, экзотические раковины.

«Существовала давняя традиция: при постройке нового жилища древние камни не выбрасывались, а использовались в новой кладке. Это напоминает и бережное отношение Манабы Магомедовой к предметам старины, когда она вставляла осколки иранских тарелок в свои ювелирные украшения», — пишет искусствовед Патимат Гамзатова в статье к выставке Лейлы Изабакаровой в Государственном Историческом музее (Мос­ква) в 2013 году.

«Манаба, куда тебе столько, ты что, 300 лет жить собираешься?!» — вспоминает Лейла слова отца — замечательного мастера-ювелира Кадыра Изабакарова; хотя он и сам имел страсть к такому «собирательству» и умел всё пускать в дело.

«При создании броши «Цветок» (2011) Лейла, обыграв деталь старинного пояса с зернинками и старой позолотой, вставила камень и сделала стилизованный стебель с листьями. Она использовала стратегию бриколажа, когда произведение искусства и новая эстетика создаются из знаковых фрагментов-объектов прошлого», — объясняет Патимат Гамзатова. Брошь «Цветок», конечно же, была на выставке «Фьюжен».

Среди экспонатов — произведения в стилях и техниках диапазона от этно до модерна и стимпанка, от литья до филиграни и выпиловки. Отдельной витрины удостоились миниатюрные книги: «Письмена» и «Мой Дагестан» Расула Гамзатова, «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели. Когда-то Манаба купила около двадцати экземпляров каждого издания (она вообще коллекционировала книги-миниатюры). Серебряные (с чернью, гравировкой, вставками из эмали и полудрагоценных камней) оклады, выполненные к ним её руками, неизменно приковывали к себе взгляды на любой выставке и вызывали восхищение зрителей. Лейла заказала тбилисскому мастеру обложки из благородного дерева для нескольких оставшихся экземпляров и украсила их изящными узорчатыми накладками из серебра, выполненными большей частью из деталей старинных украшений. Это — уже её прочтение.

Значительная часть экспозиции — эмали, про которую Лейла, кажется, знает всё, выбирая тот или иной её вид в зависимости от поставленной художественной задачи, от требований образа. Ей покоряется и перегородчатая, и выемчатая, и расписная эмаль, и даже технической она находит применение, используя небольшие пластины, привезённые из Кечкемета (венгерского центра эмальерного искусства) в качестве основы для живописи (плакетка «Тбилиси», 1987). Живописная миниатюра на эмали выполнена на серебре, на меди, на чеканке (тоже медной). А иногда основой служит гуашевая живопись на картоне, на который помещается собственно эмалевая роспись по медной пластине, и получается такая миниатюра в миниатюре, создаётся эффект глубины пространства и многоплановости. Или, если ещё раз процитировать Гамзатову, «сочетание пейзажного «фона» и «реальной фигуры» напоминает приёмы построения театральных декораций или панорам». Цвета при этом насыщенные, но вместо ожидаемых локальных цветовых пятен — сложные светотеневые переходы почти акварельной нежности. Такова серия натюрмортов с гранатами и одни из самых ранних (1985–1989 гг.) работ мастера: плакетки «Старый Тбилиси», «Тбилисские балконы», «Колокола. 9 апреля» и, конечно, «Кубачинка», — хорошо известная всем ценителям творчества художника.

Миниатюры не только знакомят зрителей с гранями таланта выдающегося эмальера, блестящего графика и живописца. Экспозиция выстроена таким образом, что они как бы обрамляют витрины с кольцами, серьгами, подвесками, брошами, браслетами, какими-то невероятными ожерельями-нагрудниками и украшениями-трансформерами. Все изделия, даже самые небольшие, очень броские, зовущие (не путать с «вызывающие», последнее совсем не про Манабу и не про Лейлу — и в жизни, и в искусстве). Огранённая, отчеканенная, выгравированная, выкристализованная, пере- и выплавленная красота.

Кстати, сама Манаба украшения надевала крайне редко, по особым случаям. И это всегда было одно колье, которое она сама же и сделала: бархатная лента пропущена сквозь плоские серебряные с эмалью пряжки — всё гениальное просто. Но в этой простоте столько благородства, изящества и подлинной гармонии, какой не сыщешь в блеске многокаратных драгоценностей. Не случайно на свой вернисаж Лейла надела именно это — мамино — колье. И серьги папиной работы. Эти рукотворные вещи не просто напоминают ей о родителях, они придают ей, как мастеру, как художнику, уверенности, вдохновляют на создание новых шедевров — во всех смыслах этого слова.