Мир джиннов и шайтанов древнего Джурмута

— У них ведь жизнь на 40 дней раньше нашей заканчивается. Шайтаны, наши двойники, рождаются на 40 дней раньше, и умирают на 40 дней раньше, — говорит тетя без тени сомнения, как о вполне реальных людях этого мира.

— А кто их видел? У нас в ауле все, что ни случается вокруг, всегда с шайтанами связывают. Слышал я много этих сказок, придумали всякие небылицы и обманывают себя, — говорю я, с любопытством глядя на собеседницу, в надежде, что прозвучат из ее уст эти странные стихи шайтанов, которые я многократно слышал в детстве в горах.

— О шайтанах и джиннах и в Коране есть, ты глупые вещи не говори, грех будет!

— Знаю, что в Коране есть, но почему-то во всем остальном 

мире не водится столько шайтанов и не случается столько приключений, 

связанных с ними, как в нашем Джурмуте. Такое ощущение, 

что столица Шайтанистана там! — говорю я.

— Не знаю, как в других местах, но у нас они всегда были, и сейчас есть. 

И этому есть много доказательств, — не сдается тетя.

Тут я вспоминаю одну историю о шайтанах, известную мне с детства.

— Ну да, слышал и я, как некий салдинец под лунным светом пахал землю черным и белым быками, — рассказываю я тете. Она внимательно меня слушает и неточности поправляет. 

— Кто-то из лесу крикнул: «Эй, хозяин белогои черного быков!!! Эчлечил Мечлеч умерла, передайте Меслес, чтобы пришла ее хоронить». 

Испугался бедный крестьянин, бросил быков, побежал домой и рассказал жене слово в слово о том, что услышал там, где землю пахал. 

Шайтан был очень коварен и хитер, знал, что салдинец расскажет о случившемся дома, и специально крикнул эти слова, чтобы тот передал их дальше. 

Меслес, женщина шайтанов, которая должна была это услышать, находилась в доме, где жил крестьянин. Когда муж произнес услышанные слова, жена его страшно испугалась; одни только имена— Эчлеч, Мечлеч, Меслес — какие-то непонятные шайтанские, наводили ужас. 

Мужчина дрожал от озноба, на лбу его выступили капельки пота, костер в очаге освещал его бледное лицо, в глазах был страх перед чем-то неведомым и непонятным. 

Он то горел как в огне, то дрожал от холода. После того, как он рассказал об этом странном случае, заскрипело бревно, которое держало крышу дома. 

Муж дрогнул в страхе и повернулся в дальний темный угол их убогой сакли. 

«Ты слышишь плач?» — спросил он и прижал к себе жену. Жена тоже дрожала от страха. Шум, вздохи и плач усилились из дальнего угла. Вдруг раздался душераздирающий плач женщины — плакальщицы по умершей Эчлечил Мечлеч, женщине шайтанов, о которой только что рассказал муж. Она причитала на джурмутском диалекте:

ХIваразулги чIаргIин ва, чIагуяй дун,

ЧIагуязул ургъил ва, пашманай дун...

Плакальщица оплакивала себя, на долю которой пало такое громадное горе, как смерть некоей Мечлеч. Дословно это звучит так:

О, как я несчастна, будучи живой,

от смертей близких,

Не меньше переживаний и горя

от проблем и забот живых.

Одним словом, уход из жизни одних и проблемы других живых — и то и другое меня терзает в этой несчастной жизни, говорила в своем плаче несчастная женщина шайтанов.

Эту странную историю про шайтанов рассказывали мне в одну из зимних ночей в ауле. Трудные для восприятия и не очень благозвучные имена шайтанов пугали, когда я выходил ночью на улицу. 

За каждым поворотом и серпантином старого аула, в развалинах, возле кладбищ и затаенных местах мы, дети, видели Эчлечов и Мечлечов. Порой от страха слышали странные звуки отовсюду. Кругом царил какой-то ореол таинственности и волшебства.

Вышеприведенный стих женщины на диалекте звучит вполне поэтически, красивым слогом, с аллитерацией, в переводе же получается коряво и неблагозвучно.

С тетей у меня получилась занимательная и долгая беседа. Она очень остроумный и тонкий рассказчик, умеет передать все краски, чувства и переживания тех, о ком рассказывает. У нас особое место занимают истории потустороннего мира: истории шайтанов и джиннов, кажей и кавтаров (домовых и снежных людей), будалаов и матерей болезни.

Я слушал уже в который раз эти истории, и каждый раз меня терзали вопросы. Как рождались эти волшебные истории, кто придумывал стихи и плачи за шайтанов и джиннов? Если — джинны, то как мы должны представлять себе это? 

Если — люди, то зачем и для чего сочиняли? Если не люди — тогда кто? Вопросы, вопросы...

Тетя не давала ответы на мои вопросы, она поведала еще больше историй, как о свершившихся в жизни древнего Джурмута фактах. 

Их много, и нет никакого объяснения этим явлениям, сохранившимся в виде преданий, рассказов, стихов и плачей, сочиненных то ли людьми, то ли шайтанами. Порой они оба выступают в одном лице, и не поймешь, от кого что исходит.