Плач джиннов и смерть Мусал Али в Цоре

Тетя вдохновилась моим повествованием о детских воспоминаниях и мире шайтанов.

— Говорю же тебе, на пустом месте люди не придумают это все. Они ведь были чистые и набожные люди, знали, что такое «халал» и «харам». Ели только то, что выращивали собственными руками. Побоятся они Аллаха придумать это все. Я же еще в моем детстве много случаев видела, когда люди, охваченные джиннами, болели. Жарях (исламский лекарь, знахарь) читал Коран, и больному помогало. Джинны и шайтаны убегают от Корана. Это самое ненавистное для них. И женщины, общающиеся с джиннами, знали причину недуга человека: джинны ли ему вредят, или он просто физически болен.

— Каким образом они могли знать?

— Они уходили к ним. Встает женщина ночью и уходит из дома в темноту, туда, где скалы и пропасти. Шайтаны забирают ее. Женщины мне не раз рассказывали, как они уходят. Рассказывали, что их, словно лист дерева, подхватывает ветер и уносит далеко через горы, реки и ущелья. И они оказываются в другом мире. Там встречают знакомых и незнакомых людей, общаются с ними. На вопрос, почему болеет такой-то человек, шайтаны рассказывают, как тот или иной больной наказан. А если человек болеет не по их вине, то просто не отвечают. Тогда женщины возвращались к родственникам больных и говорили: «Это не джиннов дело, идите к докторам». Тому много доказательств, — говорит тетя в полной уверенности.

— Ты мне пыталась доказать, что джинн или шайтан-двойник умирает на 40 дней раньше. Есть доказательство хоть одно?

— Моя бабушка рассказывала одну историю про это. Было предвечернее время ранней весны. Одна молодая девушка возвращалась домой с фермы, что недалеко от аула. Когда она вышла, ей казалось, что село совсем близко и до наступления сумерек она будет дома. А село оказалось не так уж и близко — хоть и шла она ускоренным шагом, но быстро стемнело. От страха сердце ее билось все сильнее и сильнее. Наконец показалось село, забрезжили слабые огоньки убогих саклей аула. Электрического света тогда в селе еще не было. Приблизилась девушка к селу, страх полностью прошел. Она переходила речку. — Тетя прервала рассказ, обращаясь ко мне: — Ты помнишь небольшой водопад и теснину, которая видна из окна дома нашего дедушки.

— Помню...

— Это очень опасное место. Если кто-нибудь пойдет туда после сумерек, обязательно заболеет. Люди старались обходить такие места. Говорят, что там большой город шайтанов. Дошла девушка до этой узкой тропинки над водопадом и вдруг слышит песню из теснины, где протекает речка. Там темнота и, когда заглядываешь вниз, оттуда веет холодом. Каким образом человек нашего мира мог петь внизу в ущелье?

— И что это за песня? Может, спустился кто по веревке туда, и пел? — говорю я.

— Нет, то была не песня, это был плач женщины. Умер кто-то, и плакальщица поет, и хором женщины плачут из-под водопада. Девушка страшно перепугалась и со всей силы побежала домой. Когда она вбежала в дом, лица на ней не было. Бледна как полотно, и дрожала вся. Ясно было, что она прошла через территорию шайтанов. Тут же позвали жаряха, он сжег синюю материю, андуз (корень какого-то растения), окуривая ее этим дымом, чтобы шайтаны отстали, прочитал дуа и ушел.

Далее тетя выдает малоинтересные подробности. Я слушаю и не перебиваю ее. А меня все больше и больше интересует песня-плач, которую девушка услышала ночью.

— А песню эту не помнишь, тетя? — возвращаю я ее к рассказу.

— Плач женщины-шайтана — не песня! — поправляет она меня. — Звучало это так на джурмутском диалекте:

Агьав Мусал ГIалил вас вугу чамав?

Агьав Мусал ГIалил яс югу чамай?

ГIесенал чIарайги, чIахъенхьунала,

ЧIахIаял эхдейги кьибил хьунала.

Я с большим трудом, после толкования и пояснения тети, понял смысл этого древнего джурмутского говора. А стих по звучанию, по чувствам уникален и звучит очень красиво, в буквальном смысле душу выворачивает, когда представляешь картину и плакальщицу. Звучит в подстрочном переводе примерно так:

У этого Мусал Али сколько сыновей?

У этого Мусал Али сколько дочерей?

Маленькие пусть умрут,

чтобы большим выжить,

Большие пусть живут,

чтобы род продолжить.

— Судя по смыслу слов, время было очень голодное? —спрашиваю.

— Именно так, иначе зачем умирать младшим, чтобы спасать старших? Но это еще не все — дальше поймешь ты смысл слов плача. Время было бедное и голодное, своих быков для вспашки земли у сельчан не было— брали в долг. Только у одного богатого человека в селе были быки. И знаешь, как этого человека звали? Его звали Мусал Али! — Тетя выжидающе смотрит на меня, пытаясь угадать, понимаю ли я смысл рассказа.

По кускам я собирал картину рассказанного и разгадывал глубокий смысл этого плача-четверостишия.

Девушка, услышавшая плач, заболела. А богатый Мусал Али был в это время в Цоре со своими отарами. Пока перевал не откроют, он не вернется в село. На перевале были большие снега, и дорога из Цора открывалась только в середине мая. Если шайтаны плачут по кончине Мусал Али, то он непременно должен умереть. Если он умрет, сын его обязательно зарежет обоих быков, которые пахали землю для села. В предстоящей смерти Мусал Али не сомневался никто из людей, которым пересказала плач больная девушка. И все побежали просить быков и быстрее сеять ячмень — пока не пришла весть о кончине Мусал Али из Цора. Его сын никак не мог понять такую активность сельчан: почему они спорили, обещая за быков больше урожая за пахоту, чем в предыдущие годы.

— Спустя сорок с небольшим дней один кунак из Тлянада привязал лошадь во дворе Мусал Али, зашел в дом, прочитал дуа и рассказал сыну, что его отец умер в Цоре два дня назад. Мусал Али был известный и знатный человек в Джурмуте, и не только там, и на соболезнование должно было прийти много народу. Весна, люди с прошлого лета не ели мяса, поэтому туда, где раздают садака, шли даже те, кто лично не знал умершего.Мужчины сидели во дворе большого дома, читая с каждым вновь прибывшим дуа и принимая его соболезнования. Вот во двор вошла хромая женщина из Генеколоба, она направилась в дом, где сидели женщины. У порога дома хромая душераздирающим голосом начала плач-причитание. Женщины, которые хором плакали, на мгновение замерли от неожиданности. Наступила гробовая тишина. А хромая все пела и пела. А ты знаешь, о чем она пела? — спрашивает тетя.

— Как я могу знать?

— Она пела:

Агьав Мусал ГIалил вас вугу чамав?

Агьав Мусал ГIалил яс югу чамай?.. —

именно те причитания, которые слышала больная девушка из теснины, где водопад, — за сорок дней до смерти Мусал Али. Сельчане знали эти слова. Вот почему женщины замерли, а мужчины во дворе в недоумении смотрели друг на друга. Значит, двойник Мусал Али умер на сорок дней раньше, и именно по двойнику плакали в том водопаде, а наш Мусал Али в это время был в добром здравии в Белоканах и не подозревал о приближающейся своей кончине. Через сорок дней он умер в Цоре. И ты говоришь еще после этого «что-то придумали»! — бросила тетя и забила последний гвоздь в крышку гроба моих сомнений о джиннах-шайтанах двойниках (я, кстати, до сих пор не понимаю, чем они различаются) и об их уходе на 40 дней раньше.

Если во всех остальных случаях я находил какие-то лазейки для толкований легенд и собственных фантазий, тут пришлось сдаться. Разве что продолжать тупо отрицать и говорить, что и это придумано кем-то. Опять-таки возникает тот же вопрос — зачем? С какой целью и кто сочиняет стихи за шайтанов? Почему там очень мало обычных людских стихов, а стихов, приписываемых шайтанам, медведям, будалаам, много? Их звучание, ритм и сам стиль какой-то завораживающий, иной, непохожий на обычный человеческий язык. Вопросы... вопросы...

Не менее интересны приключения кавтаров, кажей, матери болезни. Но об этом в другой раз.