Тепло джурабок и объятий

Последняя ночь перед закрытием I Биеннале печатной графики «Кубачинская башня» выдалась на удивление ясная и лунная. Полная луна висела прямо над башней, а вездесущие туманы, поглощавшие то одну, то другую часть древнего аула, а то и проглатывавшие его целиком каждый вечер на протяжении двух недель, уползли куда-то в горы и затаились. 

В доме семьи Каймарасовых (он прилепился к склону в самом центре старого села — как раз над древней мечетью), служившем в эти дни пристанищем для шумной художественной коммуны, никто не спал. Почти все его обитатели высыпали на плоскую крышу и, разложив акварель и кисти прямо на жести, уже влажной от ночной росы, но ещё хранящей тепло дня, спешили запечатлеть окружающий пейзаж. За время пребывания в селе художники так хорошо изучили этот вид на горы, старые дома, каменные тропинки улиц, петляющие вниз по склону, что, наверное, легко могли бы изобразить их по памяти с закрытыми глазами. Но это была такая ночь, такая луна, когда всё вдруг делается особенно красивым, таинственным и манящим.

А потом пришёл друг и учитель, главный идейный вдохновитель и куратор биеннале, блестящий мастер графики Юсуп Ханмагомедов, которого студенты и недавние выпускники (да и автор этих строк, честно признаться) за глаза кличут просто «Мамаичем», чему он, кажется, только рад.

Мамаич допоздна был в башне, где на­утро предстояло закрытие биеннале и открытие выставки пленэрных работ. Хлопот с этим оставалось ещё много, а времени мало.

Но, застав молодых художников за работой, учитель отвлёкся от мыслей о рамках, рейках и крепеже. Перед ним встала другая проблема — как выстроить экспозицию, если  добавить в неё ещё несколько работ. Вот этих самых, которые ещё даже не высохли. А не добавить нельзя! Потому что без этой ночи, и луны, и неба, которое такое чёрное, что на самом деле синее (или наоборот?), пленэр будет не завершён.

Решили, что утро вечера мудренее.

Утром все пошли монтировать экспозицию. Пилили, вбивали, резали, клеили. Вешали. Кое-что отклеивалось, провисало, хотело упасть. Поправляли, закрепляли. Торопились, нервничали, смеялись. Смотрели и радовались. Выступали и аплодировали. Кубачинцы, узнавая на графических листах родные дома, переулки, двери, балки, а то и самих себя, радовались, как дети.

Наш журнал публикует лишь часть работ, выполненных за время кубачинского пленэра. Хотя среди них и те, что в выставке на башне не участвовали: что-то не поместилось, а что-то было закончено уже в городе, после возвращения из поездки. 

Рисунки Юсупа Ханмагомедова, напротив, выполнены несколькими годами раньше. Но мы решили включить их в наш проект. Потому что, во-первых, без него биеннале не состоялась бы. А во-вторых, без него не состоялись бы как художники те дагестанские графики, чьи работы мы представляли на страницах нашего журнала с момента появления проекта «Пленэр» и кто приехал в Кубачи на биеннале прошлым летом. Мы очень надеемся уговорить-таки Юсупа Мамаевича поучаствовать в проекте, так сказать, соло, а пока представляем его работы в окружении произведений коллег и учеников.

За полтора года, что существует журнальный проект, нам приходилось слышать, что, мол, эти графики все одинаковые. А они разные! Как тутта и мархарай, как золотые узоры на платках-казах кубачинок, как орнамент на джурабках, которые умеет вязать каждая жительница аула старше семи лет. Женщины со спицами и разноцветными клубками в руках — такая же неотъемлемая часть кубачинского пейзажа, как башня или мостик на аульской площади. Их можно застать за вязанием и на крылечках, и на крышах-террасах. На рисунке Андрея Гончара вязальщицы расположились на перекрёстке улиц в старом селе. Эта небольшая площадка бывает залита солнцем, коль уж оно решает разогнать туман и заглянуть в аул, вот её и облюбовали мастерицы. У них там что-то вроде годекана. Сидят, вяжут, болтают, перебрасываются шутками с художниками, которым это место тоже приглянулось. Передать эту атмосферу, на наш взгляд, автору удалось в полной мере.

С джурабками связана замечательная история, которая произошла с другим Андреем, Калугиным, самым молодым участником биеннале. Он очень активно участвовал в подготовке выставок, оставаясь в селе на протяжении чуть ли не целого месяца.

 Как самый молодой и длинноногий, Андрей сновал туда-сюда — то гостей проводить-встретить, то продуктов купить, то инструменты к башне принести — так часто, что его долговязая фигура за это время примелькалась всем обитателям аула. А открытая улыбка, доброта и радушие были по достоинству оценены местными бабушками, которые в людях разбираются не хуже, чем в серебряных украшениях. За день до отъезда художник вспомнил, что не купил себе джурабки, и отправился за ними в магазинчик на площади; но, увы, джурабок сорок последнего размера там не оказалось. И в соседнем магазине тоже. Бабушки переполошились — нельзя же оставить такого замечательного мальчика без такой нужной вещи! — и кинулись искать по всему селу, причитая, что ж ты, дескать, раньше не сказал, мы б тебе связали. И ведь связали же! За ночь. Вручили утром, перехватив «Газель» с художниками на площади у башни перед самым отъездом.

Разве можно спутать на акварели Андрея Калугина, который заливает краской всю поверхность листа и колдует над ним, добиваясь плавных растяжек цвета, с акварелями Хадижат Магомедовой, где едва обозначены цветом земля, небо, архитектура, а глубина и объём пространства создаётся за счёт самого тона бумаги?

Джамиле Шахбановой, кажется, и вовсе не нужны цветные краски,  она обходится чёрной, которую разбавляет и разбеляет, добиваясь тончайших оттенков. Но это не значит, что она живописует только серость и сырость. В её гризайле много солнца. Джамиля — прекрасный портретист, ей хорошо удаются бытовые сценки, но на этот раз художницу больше увлекли архитектурные зарисовки. В эту поездку много писала акварелью и Татьяна Серебрякова. Таня приехала в качестве гостя, она — живописец, и это чувствуется по тому, как она обращается с цветом: даже дождливый, пасмурный день в её работах сверкает и переливается всеми цветами радуги.

Акварельный портрет девочки работы Джаннат Юсуповой нежностью стиля, тонкостью исполнения напоминает детские и женские портреты знаменитого акварелиста начала XIX века Владимира Гау.

Магомед Даудов и Исхак Исхаков отдают предпочтение карандашу, да и формат листа выбирают побольше — не любят мельчить. Но один и тот же панорамный пейзаж у первого получается обобщённо-монументальным, а у второго — лирическим, почти интимным, сотканным из тёплого июльского воздуха. И ни с одним из них не спутаешь Багжат Дибирчуеву, которая на этот раз тоже предпочла карандаш другим материалам.

Никого ни с кем не спутаешь, одинакова у всех лишь любовь к искусству и к аулу Кубачи. И кубачинцы, кстати, это чувствуют и ценят. «Мне же кольцо подарили! — Таня прямо-таки подпрыгивает от восторга. — Бабушка одна подошла ко мне, когда я рисовала, внимательно посмотрела на работу, мы разговорились, а потом она сняла со своего пальца серебряное колечко и подарила мне!».

В узорчатых джурабках, в серебряном  колечке, в чае с травами, в свежем чуреке с сыром, в объятьях местных бабушек и крепких рукопожатиях златокузнецов измеряется успех художника, если он приехал в Кубачи.

Совсем скоро выставку пленэрных работ можно будет увидеть в Махачкале, а потом она, согласно условиям проекта, реализуемого при поддержке Фонда президентских грантов и общественной организации «Содружество», поедет в Дербент, Москву и, возможно, регионы Северного Кавказа.