Этика этноса

Генезис

Сергей Лугуев

Этика этноса

Мы продолжаем публикацию материалов докторской диссертации ученого и этнографа, профессора Сергея Абдулхаликовича Лугуева «Традиционные нормы культуры поведения и этикет народов Дагестана. XIX – нач. XX в.»

Нормы традиционного речевого поведения в обществе органически связаны с установившимися в каждом коллективе неписаными законами ситуативного применения языковых единиц. Речевая культура поведения, речевой этикет – важнейший компонент национально-культурной специфики дагестанских обществ.

На манеру говорить, высказываться, спрашивать и отвечать общество в целом и его члены обращали самое пристальное внимание.

Речь говорящего должна была быть неторопливой, размеренной, без длительных пауз, без ощутимых признаков скудности словарного запаса говорящего. Крайне не приветствовались растянуто-замедленная речь или манера излагать свои мысли и чувства скороговоркой. В том и другом случае к человеку приклеивался ярлык «не умеющего говорить среди людей».

*   *   *

В целом частота произносимых слов на единицу времени для девушек, женщин была заметно выше, чем для юношей и мужчин. Иначе говоря, на манеру девушек и женщин изъясняться скороговоркой общество смотрело «сквозь пальцы», одновременно считая ту же манеру совершенно недопустимой для юношей и особенно для мужчин.

*   *   *

Степень размеренности разговорной речи мужчин по установившимся меркам менялась в зависимости от конкретной ситуации. Например, нарочито-замедленная речь выступающего на сельском сходе, при судебном разбирательстве, межджамаатских переговорах и проч. несколько отличалась от более оживлённого речевого общения на годекане, в неофициальном кругу обсуждающих то или иное происшествие, новость и ещё больше – от общения узкого круга сверстников, собравшихся на пирушку, увеселение и приятное времяпровождение.

*   *   *

Идеальное речевое поведение для мужчин – это минимальное проявление чувств и эмоций при достаточной выразительности лёгкой улыбки, взгляда, скупого жеста, выдержанной интонации. Тембр голоса говорящего имел известное значение для реализации специфики общения в различных ситуациях.

*   *   *

Мужчине приличествовало говорить в несколько приглушенной тональности, со слабо выраженными модуляциями. Наставительно-приказные, просительные, чувственно-эмоциональные интонации в голосе в официальной обстановке или в общении круга ровесников на улице, площади, на дороге, и проч. считались неуместными.

*   *   *

В голосе мужчины, ненароком задевшего чьё-либо самолюбие, достоинство и публично или tete–a–tete признающего вину, могли прозвучать интонации раскаяния (авар. «рекIекълъи», лак. «пашман шаву», дарг. «пашманиьни», лезг. «пашманвал», кум. «пашман болув»). Старались придерживаться всех этих правил и юноши, обычно стремившиеся во всём подражать манерам взрослых мужчин.

*   *   *

Требования к речи девушек и женщин в этом отношении были гораздо менее жесткими – и в общении с мужчинами, и в своём кругу.

*   *   *

В определенных ситуациях увещевательные оттенки интонации (увещевать – «гьардезе» (авар.), «лергъ тIун» (лак.), «тиладибарес» (дарг.), «тIалабун» (лезг.), «ялбармакъ» (кум.)) в голосе говорящего мужчины считались не только возможными, но и желательными. Чаще всего этого требовали назревавшие или возникшие ситуации проявления недовольства мужчины адресованным ему жестом, словом, действием, поступком.

*   *   *

Насмешка (гIад-хочI, рашхант, ришхант, рахшанд, иланкъи), явственная, открытая или завуалированно-иносказательная, могла оцениваться по-разному: дружеская, незлобивая, вызывала адекватную реакцию, тогда как насмешка-издевка, уничижительная насмешка могла привести к крупной ссоре. К такому же последствию могли привести оттенки пренебрежительных интонаций (авар. «къиматгьечI», лак. «сийдакъасса», кум. «абарсуз») в голосе говорящего, адресованные к кому-нибудь из общающихся. Наконец, малейший оттенок угрозы в голосе воспринимался как вызов, не отреагировать на который мужчина почёл бы ниже своего достоинства.

*   *   *

В голосе говорящего могли прозвучать нотки, интонации почтительности, одобрения (одобрить – берцин бикъизе, къамул бан, кьабулбарес, кьабулун, къабул гёрмек) и восторга (восторженный – гIанчIаб, шадсса, шадси, фад ашкъида гъатдай, уллу шавкълу). Почтительные интонации приличествовали при разговоре с родителями, со старшими и с категориями, к ним приравниваемыми. Такими же интонациями при общении члены общества, в том числе и старшие по возрасту, могли выделить юношу или молодого мужчину, проявившего незаурядные личные качества во благо джамаата: отвагу, самоотверженность, бескорыстие и проч., прославившего общество знанием языков, отличившегося в области богословия, в толковании Корана, шариата и др.

*   *   *

Рельефно, весьма заметно интонации одобрения поступка, действия, слова проступали в разговорной речи девушек, подростков и женщин; и в этом случае нормы культуры поведения, этикетного поведения требовали от мужчины сдержанности. Проявления интонации восторга оживленными жестами и возгласами восклицания для мужчины считались уместными только в узком кругу сверстников или на многолюдных праздниках и празднествах, на свадьбах; для всех прочих ситуаций здесь опять-таки делалась ставка на сдержанность.

*   *   *

Обличение, угрозы, презрение передавались говорящим специальными средствами, утвердившимися в общении именно для подобных случаев, средствами кинесики —  мимикой, жестами и пр.

*   *   *

Придавая своим словам подчеркнутую интонацию обличения, говорящий пользовался нарочито-замедленным темпом произнесения слов и фраз, лицо при этом у него было неподвижно, взгляд пристальный, головой производились замедленные, в такт речи, покачивания вверх-вниз.

*   *   *

Интонации угрозы передавались резкими, рублеными словами и фразами, чаще всего односложными, каждое слово чётко произносилось только в его ударной части, остальная часть передавалась скороговоркой. Лицо оставалось неподвижным, взгляд был устремлен в лицо собеседника.

*   *   *

Презрительно-уничтожительные интонации передавались нарочито-растянутым произношением слов, в которых все гласные заменялись их смягченными вариантами (прибл.: «я» вместо «а», «е»; «ъэ» вместо «и», «ы», «э»; «ё» вместо «о», «ю», вместо «у»), а также смягчением согласного на конце слова. Степень уничижительности такого выражения усиливалась намеренной заменой категорий мужского и женского рода категорией среднего. Это — наиболее оскорбительный вариант обращения и, соответственно, наиболее редко используемый.

*   *   *

Мужчине, представителю среднего и старшего поколения, при беседе приличествовала строгая, спокойная манера поведения. В любом случае, почти в любой ситуации выдерживался строгий порядок: один говорит — остальные слушают. Перебить говорящего, прервать его, придать беседе другое направление, если в этом не было острой необходимости, по нормам этикета считалось неприличным.

*   *   *

Не приветствовалось, с другой стороны, и безучастное отношение окружающих к словам говорящего. Нормы этики требовали, чтобы старшие, ровесники говорящего в его речевых паузах кратко выражали удивление, одобрение, заинтересованность. Собственно, небольшие паузы при высказываниях, монологах для этого и предназначались: слушателям, собеседникам давалась возможность вникнуть в суть услышанного и кратко выразить своё отношение к нему.

*   *   *

Впрочем, названные нормы были в Дагестане хотя и преобладающими, но не повсеместными. Так, например, у северных кумыков, салатавских аварцев, у агулов и горских евреев перебивать говорящего, если это представитель старшего поколения или лицо, приравниваемое к категории «старший», не полагалось. «Не прерывать речь собеседника» — один из принципов и арабского этикета в Иордании.

*   *   *

Крайне тягостное впечатление оставляла у окружающих речь, изобилующая «словами–паразитами», тавтологическими оборотами, неточными определениями, грамматически неправильно построенными фразами. Напротив, умение ввести в разговорную речь уместные афоризмы, обороты из устного народного творчества, применение местных идиом, фразеологизмов весьма приветствовалось и считалось достойным подражания.

*   *   *

Говорить с собеседником, с группой лиц полагалось негромко, но так, чтобы слова и интонации чётко доходили до адресата. Чрезмерно громкий голос или невнятное бормотание одинаково удручающе действовали на окружающих: первое приравнивалось к проявлению самонадеянности, самолюбованию, нескромности, второе – к природной робости, «закомплексованности»; то и другое оценивалось как неумение вести себя в обществе.

*   *   *

Вести переговоры громким голосом с человеком, находящимся на значительном расстоянии, мужчина мог только в исключительных случаях; иначе это считалось дурным тоном.

*   *   *

В то же время переговоры женщин с крыш своих домов, отдалённых друг от друга на десятки метров, — явление в горах обыч­ное, особого осуждения не вызывавшее. Женщины-кумычки в этом отношении составляли исключение.

*   *   *

Время от времени в горах Дагестана две женщины, не пришедшие по какому-либо вопросу к единому мнению, «выясняли отношения» с крыш своих домов, проявляя при этом, на потеху всего селения, язвительное остроумие. Впрочем, даже в этих случаях «состязующиеся» (как правило, это были женщины среднего возраста) не выходили за рамки дозволенного в своих словесных перепалках.

*   *   *

Громким голосом, криком вести переговоры со значительно отдаленным собеседником для юношей считалось нежелательным, а для девушек и вовсе недопустимым.

*   *   *

Назидательный тон (назидание — гIибрат, насихIат, гьибрат, насигьат, насигъат) был уместен в разговоре, беседе старшего лица с младшим, духовного лица или представителя местной администрации с основной массой джамаата, между ровесниками, между мужчинами и женщинами, находящимися в близком родстве, в дружеских, долговременных соседских отношениях. Во всех иных случаях традиционные нормы предписывали при общении ровесников неукоснительно придерживаться принципа равенства общающихся в отношении морального статуса. Выход за пределы этих рамок мог вызвать недовольство отчитываемой стороны с трудно предсказуемыми последствиями.

*   *   *

Признаками дурного тона и невоспитанности считалась в обществе высокомерно-заносчивая или просительно-заискивающая манера говорить со своими односельчанами и родственниками. Основополагающий этический принцип общения — максимальное проявление чувства уважения к окружающим при полном сохранении собственного достоинства — лежал в основе и этой ориентации.

*   *   *

Наиболее популярным, но отнюдь не самым распространённым приветствием мужчин было «Салам-алейкум» (варианты: «Ас-салам-алейкум», в Южном Дагестане — «Селям (сялям) алейкум») и ответное «Ва-алейкум салам» (несколько искаженное «Мир (в смысле — «умиротворенность») тебе» — «И тебе мир»). Этим, в Дагестане — исключительно мужским, приветствием совершеннолетний мужчина встречал ровесника, старшего, группу мужчин, путника на дороге, группу лиц и отдельное лицо в чужом селении, в том числе и иноэтническом-мусульманском. К нему не принято было прибегать в общении с близким родственником, другом, соседом.

*   *   *

Если приветствие было обращено от отдельного лица к группе, то ответное приветствие, как правило, произносил один из группы, обычно старший, не находящийся в близком родстве с приветствующим. В ситуациях встречи групп с группой начальное и ответное приветствие произносились старшими этих групп, не состоящими в близком родстве.

*   *   *

По нормам этикета мужчина столько раз произносил это приветствие, сколько раз удалялся от группы и возвращался вновь в силу различного рода обстоятельств. В последнем случае исключение составляла группа совместно работающих мужчин: ненадолго отлучившийся приветствие не возобновлял.

*   *   *

Несовершеннолетние и вся женская часть населения не обладали правом приветствовать кого-либо этой формулой. То же относилось и к сословно-неполноценной части населения джамаата, хотя к XIX в. жесткость подобного запрета была уже существенно смягчена. Наконец, формулой «Салам алейкум» обычно не приветствовали христиан и иудеев. Впрочем, как уже отмечалось, это исключение делалось в обход шариатским установлениям, распространяющим право на «салам» и соответствующее ответное приветствие на людей «священного писания».

*   *   *

Чаще всего члены общества приветствовали или прощались друг с другом посредством речевых формул типа «доброе утро» (варчIами, ивзрав, велхIунрив, сабагь (пакама) хаир, танг яхшы болсун) и «спокойной ночи», «с приездом», «с появлением» и др. Наиболее распространены были приветствия, к которым прибегали представители одного и того же джамаата, селения при случайных, повседневных, бытовых встречах. Это были приветствия типа «как твоё самочувствие», «как дела», «как ты» в вопросительной интонации. Ответная формула: «хорошо, а как ты?», «неплохо, а у вас?».

*   *   *

Не менее распространёнными были такие речевые формулы, которые приветствия как такового в себе не содержали, но тем не менее призваны были продемонстрировать доброжелательное внимание одного лица к другому. Например: «Что, Ахмед, на воздух вышел?» — «Да, племянник (брат, двоюродный брат), хочу воздухом подышать»; «Смотрю, тётя, куда-то направилась?» —  «Да, дочка, есть кое-какие дела»; «Что так рано встал, дядя?» — «Да вот на хутор собираюсь, племянник» — и др.

*   *   *

Этикетные, взаимные вопросы типа «как поживаете?», «как у вас дела?» и др. в подобных случаях составляли уже вторую часть приветствия-диалога. В любом из приведённых случаев приветствие либо вовсе не носило информативный характер, либо информация здесь была отнесена на второй план. Главное содержание приветствий — продемонстрировать внимание, доброжелательность и воспитанность.

*   *   *

Младшие по возрасту по отношению к старшим от длительных диалогов-приветствий воздерживались, инициатором такого продолжения мог выступить только старший. Неуместным считался этот вид приветствия при встрече парня и девушки, молодого мужчины и молодой женщины: в этих ситуациях нормы этикета предусматривали краткое, однозначное приветствие типа «доброе утро», «счастливо», «счастливой дороги», «счастливого пути» (нухбитIагьи, ххуллухъин, рекьее твардай гаф, яхшы ёл). Два последних обычно произносились в вопросительной интонации, в ответ следовало приветствие-объяснение: «аминь, вышла за водой», «аминь, иду по делам» и др.

*   *   *

Нормы этикета предусматривали и определённые формы принесения извинений (извинение – гIузру; ялтту бучьаву, багъышла баву; чеверхни; гьил къачун, багъышламишун; гечив, багъышлав): за невнимание к собеседнику («извини, я не знал, что ты здесь», «я не знал, что ты приехал», «я не знал, что у тебя то-то случилось», «я не хотел тебя обидеть», «это получилось нечаянно» и др.); за неуместную шутку, ненароком нанесенную обиду, моральную травму, за нечаянное прикосновение мужчины к женщине и др. Извинения приносились независимо от пола и возраста провинившегося. Однако извинения старшего обычно облачались в краткую, сжатую форму, извинения женщин могли быть эмоциональными и многословными, извинения младшего произносились в подчеркнуто покаянной форме; за детей, подростков извинения обычно приносили родители, ближайшие старшие родственники.