Диаспоры

Диаспоры

Веками дагестанцы покидали родной край. Сейчас это приняло характер почти бегства: родственники, живущие за пределами своей малой родины, есть в каждой семье. Причин много — отсутствие работы, перспектив, коррупция… Мы, к сожалению, официально самый бедный регион России. Но, как ни странно, немало и тех, кто покинул свою родину, чтобы жить в Дагестане. У каждого сложная судьба — нелёгкий выбор их самих или их предков, но жить они и их семьи хотят именно здесь. Хотя и не забывают своих корней.

Общественный совет при Доме дружбы — это 16 национальных общин и национально-культурных автономий. Все они — представители разных наций, в том числе и тех, чьи государства враждуют друг с другом. Здесь – различные направления всех мировых религий. Понятно, что все участники совета — социально активные люди, которые хотят не просто жить в Дагестане, но и сохранить кусочек своей родины, не растворяясь без следа, как чаще всего и бывает.

Что же привело их в Дагестан?

Храх-Уба

Аллахверди Мамедов — председатель общественного совета жителей селения Храх-Уба. Это исконно дагестанское село, жители его были гражданами России, участвовали во всех российских выборах, обучение в храхубинской школе велось на русском языке. Но в 2010 году сельчане Храх-Уба и соседнего Урьян-Уба оказались перед жёстким выбором: либо они становятся гражданами Азербайджана, либо немедленно уезжают. Урьян-Уба предпочла сменить гражданство, чтобы не потерять дома и столетиями возделываемые сады. Храхубинцы выбрали Россию.

«Ещё 300 лет назад богатый житель селения Храх Ахтынского района купил 210 гектаров, назвали эти земли Храх-Уба. И мы всегда были частью Дагестана. Я родился в 1962 году, в свидетельстве о рождении записано: “Храх-Уба Ахтынского района”. У нас были огромные фундуковые сады, мы хорошо зарабатывали. Но в 2010-м Дмитрий Медведев подарил наше село Азербайджану. Столько митингов было… но никто не помог. 

Храхубинцы до сих пор ни копейки не получили, хотя нам обещали, что Россия полностью компенсирует потерянные дома и сады. Сначала в Магарамкентском районе для нас выделили 86 гектаров, а сейчас говорят: 15 соток на семью. Причём в ущелье. На этой территории сейчас никто не живёт. Всего храхубинцев 138 семей, 378 человек. В 2011 году нам обещали 1 миллиард 155 миллионов, сейчас обещают только 210 миллионов. Это тянется бесконечно. 

Спросили: вам дома построить или деньгами отдать? Мы решили — свой дом надёжней. В 2017 году пообещали, что на 30 семей построят дома и попросили составить список, но строительство даже не началось. Сейчас предлагают сертификаты, но... Нужно квартиру покупать только с зелёнкой, при этом попадать в квадратуру. 27 450 за квадратный метр дают, а таких цен в Махачкале уже нет, готовая квартира стоит 40–65 тысяч. Мы и на это согласились, но уже март, а сертификатов до сих пор нет. 

Мы хотим оставаться в хороших отношениях с другими. Когда тебя из родного дома выгоняют, это больно. Здесь, в доме Дружбы, это понимают. Надеемся, поймут и в правительстве».

Сирия

Доктор Хака Абдуразак в 1990–1996 гг. учился в Дагестанской медицинской академии. Влюбился в красивую однокурсницу лезгинку. Влюблённых поддержали родственники с обеих сторон, они поженились и вместе вернулись в Сирию, в Алеппо.

«До войны Сирия жила шикарно, всем было хорошо: доходы нормальные, расходы – копеечные, каждый гражданин очень быстро мог купить квартиру, машину. Никто не мешал никому ходить в мечеть или церковь, не мешал ни в бизнесе, ни в госслужбе. Каждый гражданин имел свои права. В крупных городах сунниты в основном жили, и со всеми были очень хорошие отношения. Моя родня хорошо жену приняла, а она легко приняла наши традиции, тем более, они почти как дагестанские. Я работал в государственной клинике, была и собственная, с очень хорошим оборудованием. Всё там и бросил». 

Пять лет назад, когда началась война, Абдуразак с семьёй решил переехать в Дагестан. В первую очередь, чтобы защитить своих детей. Здесь — родственники, друзья по учёбе. Супруга Абдуразака — Мадина, оставалась гражданкой России, поэтому семья быстро получила гражданство.

Но оказалось, что семья Абдуразака не единственная, — сирийцев в Дагестане живёт немало. Они решили объединиться.

«Около сотни сирийцев сейчас в Дагестане. Кто-то остался после учёбы, у кого-то жена отсюда. Мы встречаемся. Праздники не отмечаем — война, там люди страдают. Бывает, нужно помочь, объяснить, как получить визу или вид на жительство. Легче, когда кто-то в семье россиянин, но статус беженцев получили и чисто сирийские семьи. Нет таких, чтобы просто приехали в Дагестан, не зная ничего, без связей. У многих предки отсюда, которые эмигрировали во время Кавказской войны. Мы хотим, чтобы люди знали, как давно дружат Сирия и Дагестан. 

Сейчас я работаю врачом в частной стоматологической клинике в Махачкале. Зубы у дагестанцев хуже, чем у сирийцев, намного раньше выпадают. Не знаю, почему. То ли вода, то ли питание.

Когда война закончится, мы поедем, проведаем родственников, посмотрим на Алеппо и вернёмся в Дагестан. Для детей Дагестан уже родина, они не хотят уезжать. Дети каждое лето приезжали к бабушке и дедушке, сын и дочь знают арабский, лезгинский, русский и английский языки».

Иудеи

Валерий Дибияев — председатель иудейской религиозной общины Дагестана. До этого общину 40 лет возглавлял его отец — Шими Миирович, ветеран войны, ушедший на фронт добровольцем в 16 лет. А после войны всю жизнь посвятил возрождению религиозной жизни евреев Дагестана, что было в те годы небезопасно. Большинство евреев Дагестана уехали в первые же годы — как открылись границы.

«Многие уехали, но не все. В Махачкале до революции было 7 синагог и воскресная школа, сейчас осталась одна синагога и живёт чуть больше тысячи иудеев. В Буйнакске — синагога постройки 1862 года, но мало прихожан, зато в Дербенте построили новую.

В 90-е я прожил три месяца в США, но не захотел там остаться, хотя была возможность. Пробовал жить в Израиле, но вернулся. Я дагестанец в шестом поколении, здесь моя родина. Многие хотят вернуться — люди родились здесь, знают стиль жизни Дагестана.

Я в Махачкале живу. Бизнес небольшой, четверо детей. А сын и племянник работают в дагестанских министерствах».

Хотя все религии в нашей стране сейчас всё более популярны, сохранять традиции и язык всё сложнее.

«У нас есть воскресная школа, синагога, мы вместе проводим шабат. Но всё равно мы постепенно утрачиваем свой язык. Тем более что у горских евреев — это один из диалектов фарси, и молодёжь уже не видит смысла его учить. Впрочем, это сейчас общая проблема всех малых народов, которую мы часто обсуждаем на Совете. 

Сейчас работаем над интересным проектом. Вместе со спонсором — нашим земляком, осевшим в США, — делаем геолокацию всех памятников на еврейском кладбище в Махачкале. Затем сделаем такую же геолокацию в Буйнакске, там 600–700 памятников. В Хасавюрте иудейское кладбище мы, к сожалению, потеряли — на его месте теперь школа».

Армения

Встреча с Анжелой Мартиросовой была неожиданной и приятной. Анжела Сергеевна много лет возглавляла пресс-службу дагестанского МВД. Тем интереснее было встретить её на заседании совета.

Армяне в Дагестане появились очень давно. В городах до революции в основном жили русские, евреи и армяне. В последние годы многие уехали в Москву, за границу, кто-то уезжать не захотел.

«Мои внучки — пятое поколение армян, живущих в Махачкале. Дедушка с бабушкой приехали сюда в 1926 году из Карабаха, у них уже было четверо детей; они рассчитывали купить дом, а денег не хватало. Тогда соседи-кумыки сказали: “Мы дадим денег, когда сможешь — отдашь”. Бабушка до конца жизни была благодарна этим людям. 

Армянский культурный центр появился семь лет назад. Главным организатором стал известный теннисист Константин Аванесов. Хотели объединить армянскую молодёжь, и это получилось. Мой зять — один из организаторов центра Константин Абарьянц, увидел мою дочь на одном из этих собраний... Много таких семей создалось. Приходят все поколения. Мы на воскресниках убирали армянское кладбище — так обнаружили старинные армянские надгробия. Были поездки в армянское село Нюгди в Дербентском районе, приезжал священник, крестили детей. Отмечали столетие этой ужасной резни 1915 года, в прошлом году вместе отпраздновали армянскую пасху. 

К нам приходят не только армяне. Известный комментатор Рамазан Рабаданов говорит на армянском лучше меня — он, оказывается, учился в Ереване. Кому-то просто нравится армянская музыка. 

В совете обмениваемся информацией, ищем новые возможности. Например, у нас была воскресная школа, где обучали армянскому языку, но пришлось её закрыть, так как не смогли найти учителей литературного армянского. Сейчас думаем, как получить грант, чтобы пригласить преподавателя из Армении. 

В Дагестане сейчас живут в основном карабахцы, и мы все говорим на карабахском диалекте. Я ездила в Карабах, это потрясающе красивое место, вкуснейшая вода. Мой папа мечтал, когда уйдёт на покой, жить там. Но он рано умер, а моя родина здесь».

Грузинские аварцы (Цор)

Бадрудин Ибрагимов — председатель Дагестанской региональной общественной организации «Переселенцы». Год назад он был единогласно избран первым главой общественного совета «Дружба». В первую очередь, за свою активность и неравнодушие к проблемам тех, кто хочет жить в Дагестане и нуждается в помощи.

Сам Бадрудин родился и вырос в Тиви — аварском селении в Грузии. Аварцы жили на этой земле как минимум несколько веков. Но после распада Советского Союза независимая Грузия решила от них избавиться. Бадрудин с семьёй перебрался в Махачкалу, открыл здесь кафе «Кахетия» и пекарню. Но продолжает чувствовать себя тивинцем.

«Красивое село у нас. Мы по происхождению из Тляратинского района, и сначала в Цоре были наши кутаны, постепенно часть людей переселилась сюда насовсем. Жили скотоводством и садами. А потом распад. В Грузии не смогли жить: сначала национальные причины, потом — экономические… Сейчас там многие жалуются. В России тоже нелегко, но мой пекарь Бесо, когда возвращается оттуда, за голову хватается. Когда я был ребёнком, Тиви было большим селом — 700 хозяйств, сейчас всего 120 осталось, много заброшенных домов. 

Грузинские власти запретили мне въезд в страну — из-за того, что я организовал День села, поднимал вопрос о строительстве мечети, не дал захватить наши пастбища. А я скучаю по Тиви, у меня заветное желание побывать там, поэтому подал в суд, чтобы отменили запрет. 

Нет, Шеварднадзе, когда пришёл к власти, говорил, что никого не выгоняет, но тивинцы всё равно потихоньку переселились — в основном на север Махачкалы. Мы, «Переселенцы» — мы не потеряли надежду обосноваться в одном месте.  В 90-х годах было постановление Правительства РФ об оказании помощи переселенцам-аварцам из Грузии, предлагали Южно-Сухокумск, заведомо зная, что люди туда не поедут. 

Был статус вынужденных переселенцев, но государство так никак и не помогло. 

Поэтому я и стараюсь помочь людям. Часто приходилось сталкиваться с миграционной службой, поэтому вошёл в её общественный совет диаспор — так проще содействовать в получении гражданства. Увидев нашу активность, Дом Дружбы в прошлом году решил создать общественный совет, меня выбрали председателем. 

Сейчас в совете 16 диаспор, и он постоянно пополняется. Аварцы-переселенцы, лезгины-переселенцы, грузинская, азербайджанская, армянская, узбекская, сирийская, иранская, иудейская, киргизская, джаро-белоканская диаспоры. Ещё хотим принять афганскую, казахскую и туркменскую. У нас очень тёплые взаимоотношения, несмотря на разные религии и национальности; хотим ввести в состав совета и священнослужителей. 

Мы и по школам ходим. Дети спрашивают: как вы живёте, какие адаты? Каждая диаспора хочет создать свою школу, чтобы их дети знали свой язык, изучали обряды и культуру. 

Мы хотим расположиться в одном месте. Сейчас у нас нет своих помещений. В Казани, например, в Доме Дружбы 216 диаспор, и даже малые имеют свой офис. Надо же не только собраться и поговорить, но и подрастающему поколению передать язык, культуру, религию. Необходима государственная поддержка; иногда нам дают гранты, но редко». 

Да, Бадрудин Ибрагимов не очень доволен прохладным отношением российской и дагестанской власти к своим землякам, но не жалеет, что приехал в Дагестан:

— Здесь лучше. Нам в селе было хорошо, легче, чем здесь, но и только. А здесь, куда бы я ни пошёл, всюду чувствую себя как дома.

*   *   *

У всех этих людей или их предков была сложная судьба, но в итоге они поняли, что хотят жить именно в Дагестане. Да, здесь нелегко всем. Почему и что с этим делать — тема не этой статьи. Но, видимо, есть в нашем крае то, что нравится не только нам, коренным жителям. Наши горы, море, наши стойкость и предприимчивость, лёгкость на подъём и при этом культ семьи, неравнодушие к окружающим, и любовь к красивой жизни, ради которой готовы десятилетиями трудиться в поте лица, — может, всё это вместе и сделало для них Дагестан новой Родиной. И местом, где они хотят остаться навсегда.