Гуниб. Тишина

Гуниб — один из самых известных аулов Дагестана. Туристы здесь не переводились даже в лихие 90-е. А сейчас, например, в пик сезона порой складывается ощущение, что приезжих на улицах больше, чем местных. Целебный воздух, развитая ещё с советских времён инфраструктура, транспортная доступность, радушие местных жителей, ну и, самое главное, масштабные исторические события, произошедшие здесь во второй половине XIX века, эхо которых прокатилось по всей Российской империи, так и манят в здешние края.

 

Хотя памятников как таковых, которые можно было бы потрогать-пощупать, в Гунибе почти нет, как и старинной горской архитектуры. Сюда едут не для того, чтобы увидеть старые камни (за этим можно прогуляться в соседний Гамсутль, например), а для того, чтобы ощутить само дыхание истории. Давно уж нет тех царей и полководцев, что решали судьбы народов на здешних полянах. Рассыпались в прах крепостные стены, империи сменили друг друга. Но всё там же и всё такие же Седло-гора, водопад, сосны и берёзы Радде.

Уединение, возможность неспешно созерцать, наблюдать, размышлять, чувствовать слияние с природой и гармония с самим собой — вот что необходимо художнику, вот за чем приехала в Гуниб прошлым летом Татьяна Серебрякова.

С её эмоциональностью и впечатлительностью, живостью характера и неиссякаемым оптимизмом, умением каждый день совершать маленькие открытия и радоваться им, а потом выплескивать всё накопленное и насмотренное на холст или бумагу в стремлении поделиться этой радостью с миром порой необходимо вот так «ставить на паузу». Чтобы вокруг — почти никого, вечерняя или утренняя тишина и розовые всполохи в высоком небе, прозрачный воздух и прозрачная вода, сосновые иглы и берёзовые листья. Такой акмеистический взгляд на мир (не путать с натуралистическим!).

Седло-гора пусть высится, присутствует незримо где-то там, она слишком тяжёлая, слишком большая — её не вместить в путевые заметки. Потом, по возвращении в город, можно будет перевести эскизы в масло, достроить композицию, додумать идею. А здесь, в Верхнем Гунибе, так хорошо писать акварелью, растягивать цвет на маленьких листах дорожного альбома; макать перо в  чёрную тушь и быстро вести по листу ломаные тонкие чёрные линии; растушёвывать пальцами мягкий материал…

Хорошо кормить хлебом оленей, которые тычутся в ладонь мокрым носом и совсем не боятся. «За животными очень интересно наблюдать и рисовать интересно — надо быстро схватывать изгибы, линии, фактуру передавать: пушистое, гладкое, чешуйчатое. Вот зайцев рисовать невозможно! (Дюрер был хитрее: поймал, посадил и смог. — Ред.) А индюки хорошо позируют. Олени тоже очень хорошо сидят, согнув ножки, или застывают в позах».

Зайцы (то есть, конечно, кролики) были в Кули, это маленькое село рядом с Балхаром, где группа студентов отделения изобразительного искусства художественно-графического факультета ДГПУ (Серебрякова учится в мастерской живописи, которой руководит профессор, заслуженный художник России, член-корр. Российской академии художеств Абдулзагир Мусаев. — Ред.) пленэрила три года назад. А до Кули была поездка в Арани, после — в Могох, а ещё — путешествия в Кубачи и Ахты, не считая пеших походов в маленькие заброшенные аулы в окрестностях. «Мне нравится жить в сёлах, наблюдать за бытом. И сейчас некоторые живут в заброшенных селах. В 13 километрах от Ахты есть аул Гра, где осталась только одна бабушка (действительно, единственной жительницей «Грааских развалин», как прозвали это место, является Биче Джабраилова. — Ред.).

Конечно, мы пошли её навестить! 13 километров пешком, очень жарко, просто невыносимо, шли-шли, а потом увидели село! Нашли! Это такое удивительное чувство, когда после долгого пути вдруг раз — и видишь его. Оно совсем разрушено, дома просто смыты дождями. Единственный целый, под шиферной крышей, тот дом, где живёт бабушка», — вспоминает Таня и тут же переключается на историю про то, как потерялась в окрестностях Хунзаха.

«Это была моя первая поездка в горы, ещё в училище (Серебрякова – выпускница отделения живописи Дагестанского художественного училища, мастерская Натальи Савельевой. — Ред.).  Мы с подругой, к которой я и приехала, и несколькими её двоюродными братьями и сёстрами пошли в поход в ущелье, к водопаду. Человек пять детей было с нами. Ну и не успели вернуться затемно. Фонариков мы не взяли, а единственный телефон разбился. Какое-то время плутали в темноте, а потом решили заночевать. Уложили детей, укрыли большим шерстяным шарфом, который, к счастью, был. Дети даже умудрились уснуть! Мы не спали, было холодно, страшно. Так мы лежали какое-то время, пока не увидели, что наверху, на горе, машины туда-сюда носятся, шум, крики. Поняли, что нас ищут, и стали звать на помощь. Подняли нас довольно быстро, мы и недалеко были, как оказалось. Как нас встречали! Всё село было на ногах, женщины целовали-обнимали, плакали от радости, что всё хорошо закончилось. Этот случай до сих пор в Хунзахе помнят».

Хотя эта история Таню и   напугала, но желание ездить в горы и ходить в походы не отбила. Планы на будущее лето уже построены, маршруты намечены. Это будут её последние летние каникулы, следующий курс — выпускной, а дальше — свободное плавание. Казалось бы, в общей сложности 10 лет учёбы должно бы надоесть, должно хотеться самостоятельности, а Таня говорит: «Нам педагоги часто повторяли, что художник учится всю жизнь. И это так, это правильно. Я бы ещё поучилась! Все техники, материалы изучить невозможно, а мне хочется смешивать, пробовать. Увлеклась печатной графикой, участвовала в выставках (включая международные выставки экслибрисов в Москве, Чехии и Болгарии), мне нравится. Или вот когда профессор Мусаев говорит перевести акварельный этюд в масло — это сложно, ведь техники разные, я мучаюсь, но понимаю, что он просто так задания не даёт, значит, мне это нужно. Бывает, что спорю, своё мнение отстаиваю». Кстати, насчёт темы дипломной работы споры с мастером ещё продолжаются. И вот такое умение в какой-то момент настоять на своём, а в другой, наоборот, дать себя убедить — тоже многому учит молодого художника.

Вот уже год Серебрякова совмещает учебу с работой в Дагестанском музее изобразительных искусств им. Патимат Гамзатовой. Она — научный сотрудник в фондах живописи, но ей интересно изучать всё, каждый экспонат. «Вот идёт коллега с балхарским кувшином, а мне надо его потрогать, подержать, я начинаю о нём расспрашивать. Если кому-то нужно помочь в фондах графики — бегу туда, к нашему ювелиру пристаю с расспросами. Сейчас я очень хочу соткать гобелен! Почему я этого до сих пор не умею?!»

Живость характера, свежесть и непосредственность восприятия, помноженные на умение и желание учиться и трудиться, рождают живое искусство, яркие, ясные образы. Как небо над Гунибом.