Журнал «Дагестан» » Экономика » Некомплиментарный Каландаров

Некомплиментарный Каландаров


Некомплиментарный Каландаров


Новый премьер-министр Дагестана Артём Здунов пообещал привлечь в Дагестан инвесторов, которые построят новые промышленные предприятия. Все понимают, насколько это необходимо. Реальны ли эти планы? И если — да, то смогут ли на них эффективно, с учётом всех современных норм работать дагестанцы? Мой небольшой опыт работодателя — в качестве директора госучреждения, и просто частного лица, которому иногда нужно сделать ремонт или получить какие-то услуги, заставляет в этом сомневаться. 

Расул Каландаров живёт в Новосибирске. Он — владелец торгово-логистической фирмы с несколькими филиалами, в том числе и в Дагестане. В Балхаре окончил школу, директором которой был его отец, поступил в Новосибирске в институт торговли, в котором преподавал 15 лет. В очередной его приезд в Махачкалу мы и поговорили. Мне его рассуждения показались интересными, хотя зачастую и слишком резкими. Но, в отличие от меня, у него огромный опыт работодателя, причём в нескольких регионах.

 Некомплиментарный Каландаров

О культуре труда


— Расул Якубович, какие из дагестанцев работники? 

— В своё время сюда со мной в 2008 году приезжал Анатолий Попов, который сейчас старший вице-президент Сбербанка. Он сказал: «Здесь ни хорошо, ни плохо, здесь мотивация другая». В Дагестане нужна примитивная система мотивации труда, чтобы она была понятна исполнителю и компании, здесь нельзя делать сложные вещи. Дагестанцы те люди, которые требуют очень жёсткого контроля и при этом контроль должен быть технический, а не человеческий: видеокамеры, контрольные датчики на топливо, если это водители. Основная проблема дагестанцев в том, что они как огня боятся ответственности. Элементарный пример. В магазин привозишь товар, продавец расплачивается, просишь подписать накладную, а он ни в какую — говорит: я вам деньги дал, но подписывать ничего не буду. При этом все хотят стать начальниками.

В Дагестане очень низкая производительность труда, и качество труда очень низкое, у меня в самом плохом состоянии в Дагестане машины. Вместо того чтобы болт подтянуть, могут подвязать деталь, гоняют машины, растаскивают ГСМ. Как здесь, чтобы на мои карточки заправляли чужие машины, нигде не было.

— Но при этом очень много примеров, когда дагестанцы успешно работают в Москве и в западных странах. 

— Есть целая теория: любое производство включает как технологический, так и социальный фактор. Скажем, если у нас организационно-технологически можно создать организацию, то социально-психологически нет, потому что мотивация другая. Но, попадая в другую среду, люди меняются. Академик Аганбегян провел эксперимент. Японцы приезжают в Россию и не могут работать с такой производительностью, как у себя, а русские в Японии работают не хуже японцев. Потому что атмосфера влияет. В 80-е годы к нам привезли линию вакуумной упаковки, вначале поставили на неё голландцев и пять человек за 8 часов упаковали 8 тонн. Ставят русских: восемь человек — 5 тонн всего, и то струны лопаются. Снова приезжают голландцы, у них всё нормально. Оказалось очень просто: голландец у линии не отвлекается, а нашим обязательно надо болтать.

При этом в Махачкале нет серьёзных мастеров. Даже по ремонту машин или строительству, хотя эти услуги очень востребованы. Я предложил главному инженеру «Дагдизеля» собирать моторы на маршрутки, и он меня повёл в цех, показал, кто у них остался из квалифицированных рабочих, — три русских старика, самому младшему 75 лет, занимаются испытанием нового двигателя.

Здесь не работает правовая система — всё на личных связях. Здесь очень сложно защитить свои права, если у тебя нет связей. Если в России формальная и неформальные структуры обычно совпадают, то здесь они существуют параллельно. Дагестанец говорит: «Если я миллион взял, в случае чего полмиллиона отдам, если поймают».

У людей нет корпоративной культуры. Они не готовы служить компании, они пришли как временщики, они даже не хотят о личном развитии говорить. У меня здесь есть знакомый начальник райотдела МВД, который раньше в Новосибирске работал. Он мне говорит: «Я знаю, что мои друзья и подчинённые в любую минуту меня могут продать». Здесь всё на продажу.

Я построил стоматологический кабинет в своём селе, в подарок. Они должны были доктора пригласить по программе — за миллион рублей. Врача нашли, но деньги ему не отдали, между собой распилили. Оборудование через ФОМС тоже пришлось мне часть оплатить.

— А то, что у нас намного ниже уровень алкоголизма и наркомании, чем в центральной России, это разве не положительный фактор?

— Здесь алкоголизм не меньше, чем в России на уровне работников; здесь после работы тоже остаются, и пиво, и водку пьют. Я знаю торговцев пивом, у них хороший бизнес в Махачкале. Да и атмосферу в компании создают не рабочие, а специалисты, а сейчас почти все образованные люди занимаются спортом, карьерой.


Об инвестициях

— Новое руководство Дагестана обе­щает привлечь инвестиции и построить высокотехнологичные фабрики и заводы. Если получится, смогут ли дагестанцы занять эти рабочие места?

— В силу своего менталитета и воспитания в Дагестане очень мало людей, которые могут у станка восемь часов отработать. Возьмите каспийский завод «Дагдизель», там почти все русские.

— Но ведь когда-то в нашей республике было больше 30-ти заводов.

— Так тогда и доля русских в Дагестане была 28 процентов, а не 13, как сейчас.

И именно русские работали специалистами. Был прекрасный «Дагдизель», «Электроагрегат», рыбный комбинат.

Мне кажется, нужно идти по другому пути. Нам нельзя придумать то, чего нет. У нас сегодня неплохо развивается сельское хозяйство, но нет консервации продуктов, первичной переработки. В Дагестане много возможностей создать в этой области массу небольших модульных производств. Я был в Мексике — и по менталитету, и по природе очень похожая на нас страна, 70 процентов произведённой продукции там перерабатывается.

Я в Балхаре несколько раз проводил фестиваль. Балхар, Унцукуль, Кубачи — у нас есть прекрасные возможности, но никто этим не занимается. Посмотрите, даже в нашем аэропорту из всей сувенирной продукции лишь десятая часть произведена в Дагестане, всё остальное — привезённое. Сулевкентский гончарный завод, к примеру, когда им выделили деньги, закупил изделия в Пятигорске и продаёт как свои; это знают все, в том числе и в министерстве. В Гоцатле прекрасный абрикосовый сок делают, но никто этим не занимается. А мы хотим большие производства. Пусть лучше уж в каждом селе будет небольшое производство, как в той же Швейцарии, Италии — козий, овечий сыр очень популярен и выгоден, как  и переработка фруктов.


О пользе и вреде традиций


Нам нужны небольшие семейные предприятия, завод нам тут не вытянуть. Это показывает опыт Каспийского завода листового стекла: весь менеджмент завода — это привезённые русские, потому что дагестанцы «не тянут». На плиточном заводе «Мараби» тоже практически нет местных специалистов. Те, что есть, себя переоценивают. Мне посоветовали местного электрика хорошего, он потребовал 270 тысяч рублей за электрификацию склада. Я привёз специалиста из Новосибирска, и он сделал это за 190. Я привожу строителей из Новосибирска делать полы...

Наши каждый день себя противопоставляют: он идёт на работу и ищет, что можно урвать дополнительно. Я не говорю, что здесь все такие, а русские все идеальные. Нет, конечно. Но среди дагестанцев таких на порядок больше. Мы не созрели для капитализма и у нас не было традиций капиталистического труда, потому что мы из феодализма сразу перешли в социализм.

Семейный бизнес очень хорошо развит в мусульманских странах. А крупный — посмотрите — даже в богатых арабских странах крупный бизнес: почти все управляющие и главные инженеры американцы и европейцы. Потому что арабы тоже не могут соответствовать этим критериям.

У меня трое детей, я своего сына поставил поддоны ремонтировать, он был на первом курсе, поработал неделю, потом попросился пойти помощником экспедитора. Приходит через неделю, говорит, там ещё тяжелее. А ты как хотел? После этого он начал лучше учиться. Как мне отец всегда говорил: «Если ты компетентен, ты можешь с меньшими нагрузками больше зарабатывать». Чабан зарабатывает как средний менеджер, но труд его круглосуточный и гораздо тяжелее. И вот мой сын тоже понял, что надо интеллект и умения развивать, чтобы жить легче и обеспеченней.

Трагедия Дагестана в том, что у нас в семь­ях деспотизм. Мы полностью лишаем своих детей инициативы и свободы мышления. Люди женятся, а оба из деспотичных семей, и в итоге оба не могут ничего решить самостоятельно — смотрят друг на друга. И уезжает дагестанец в Россию, встречает Таню, Машу, которая им командует, и он счастлив, потому что чувствует себя как в родном родительском доме. Знаю многих дагестанцев, бросивших на родине свою семью, потому что подсознательно они хотят, чтобы женщина ими руководила.

Не воспитывают детей инициативными, свободомыслящими — очень много людей ведомых. При этом они больше всего кричат о том, что они при ком-то. Когда приезжал в Дагестан, меня всегда очень раздражало, что взрослые мужчины с гордостью говорили: «Я — хачилаевский», «Я — амировский».

Контролировать ребёнка надо, но надо и доверять ему. Меня отец воспитывал самостоятельным. Я спрашивал, можно ли выйти погулять, а уроки сделать потом. Он мне отвечал: «Расул, учись принимать решения, тебе за это отвечать». А у нас привыкли ребёнку приказывать и кричать, а то и бить при малейшем несогласии. Вместо того чтобы спросить: почему ты так поступил, давай обсудим, что будет, если ты именно так поступишь.

Ещё большой недостаток дагестанских работников, что у них нет корпоративной культуры: мы не привыкли ценить корпоративные отношения, для нас ценны только родовые связи. Чем отличается восточный базар от западного? На восточном — главный принцип: «не обманешь, не заработаешь». Западники говорят, что каждая сделка — это шаг для интеграции. Выгодно держать слово, выгоднее нажиться вместе, а не обманывать. Это очень большая проблема для дагестанцев. Стив Джобс рассказывал, что как-то спросил у подчинённой: «Ты с кем спишь?» Она возмутилась. Он ответил: «Я тебе миллиарды доверяю, а ты мне этого не можешь сказать, ты уволена». Тут вопрос в том, что молодая незамужняя женщина знает много секретов компании и к ней может втереться в доверие аферист, чтобы узнать эти секреты. Шеф имеет право знать, насколько ты предан.


О системе ценностей

— Но когда есть мотивация, дагестанцы развиваются на глазах. В 40–50-е годы дагестанцы совершили огромный интеллектуальный прорыв, потому что было выгодно быть умным. Колхозники получали 20 рублей в месяц, профессор — 700. А сейчас какой смысл быть умным, когда у доктора наук зарплата меньше 20 тысяч?

— Тогда государство создало такую сис­тему ценностей. Сейчас, по словам академика Арбатова, государство живёт по принципу: «Вы там выживайте, как хотите, только нас не беспокойте». Государство не хочет нести ответственность за ту же трагедию в Кемерово. Я сам получал лицензию на торговый центр, и там нужна была подпись и вневедомственной охраны, и пожарников. Вневедомственная охрана требовала, чтобы я решётки на окна поставил, а пожарники — чтобы я их спилил. И что я должен был сделать? Только «договариваться». Контролирующие органы должны сами определить логичные и прозрачные правила! И исходя из того, что мне, как бизнесмену, тоже будет выгодно. Иначе зачем мне бизнесом заниматься?

Сейчас другая система ценностей, все ищут сиюминутную выгоду, не задумываясь о перспективах. Почему в Дагестане все хотят заниматься строительством? Потому что все хотят бюджетное строительство, потому что частник проверяет каждую копейку. Мне склад в Махачкале строил бывший одноклассник, который в «Новострое» много объектов возвёл. Он мне даёт смету на два с лишним миллиона больше. Спрашиваю: почему металлоконструкции так много, у тебя же меньше ушло. Он отвечает: «Если бы я знал, что ты такой придирчивый, я бы тебе другие расценки дал». На базаре родственница жаловалась, что когда картошку покупает 10 кг, всегда оказывается что 7–8. У нас человека обсчитать, обвесить ничего не стоит, это в порядке вещей. Потому что все хотят «нормально» жить, этим оправдываются.

Как в Дагестане — а я работал и в Новосибирске, и в Нижнем Новгороде, — в моей фирме  нигде такого воровства не было, 4–5 миллионов украли. Один взял 120 тысяч, другой, в Дербенте — 700 тысяч, и убежал. Ни один магазин вовремя не рассчитывается за товар, даже сетевые. Говорил с теми, кто здесь занимается рыбой, жалуются, что даже дорогие рестораны по нескольку месяцев денег не отдают.

У меня сейчас идёт реорганизация бизнеса. Есть очень много проектов, я сейчас строю мясокомбинат в Южно-Сухокумске. При такой безработице в Дагестане не можем нормальных каменщиков найти. Приглашаем, а они ерундой занимаются, приходится выгонять. С марта уже четвёртую бригаду нанимаем, потому что никто не хочет работать. Моему представителю, который им говорит, что стена кривая, они предлагают 50 рублей с каждого квадрата отдавать, чтобы не придирался. Вот это уровень ответственности. Мы говорим: коррупция наверху. А коррупция — всюду.

Если правильно бизнес-процесс построить, на любой вещи можно зарабатывать. Здесь надо отбросить эмоциональную сторону. Очень часто дагестанцы, придя на работу, начинают говорить работодателю о своих личных проблемах. Я им отвечаю: «Ребята, я должен решать проблемы компании, а не ваши. Я должен вам создать такие условия, чтобы вы нормально заработали и получили моральное удовлетворение от работы. Моя задача на этом заканчивается. Ваши дети, мамы, тётушки меня не интересуют. Хочешь на свадьбу или к стоматологу — тебе этот день никто не оплатит». Я многим помогал, давал деньги на операции, похороны и свадьбы, но я не заведую кассой взаимопомощи.

— Как, по-вашему, можно изменить менталитет?

— Чтобы ребёнок был успешен, нужно заниматься им с детского сада. Но так же надо воспитывать и общество. Я был в Альпах, они очень похожи на наши горы, у них селение 600 человек, они собирают доильные установки. И при этом государство их субсидирует, чтобы они могли зарабатывать. Пока мы будем себя хвалить и не на­учимся за собой убирать, ничего у нас не получится.

И срочно необходимо — с учётом региональных особенностей — изменить трудовое законодательство. Мы не можем по этим нормам работать. У меня должен быть не трудовой договор, а частное право, как во многих странах: я, как с работником договорился, так и должен договор заключать. А то трудовая инспекция приходит и спрашивает: почему вы его уволили, он пожаловался. Я говорю: потому, что он не выполнил поставленное задание. И начинаются бесконечные проверки. Штраф 800 тысяч рублей за то, что человека уволил. Я считаю, что в трудовом кодексе надо выделить такое понятие, как трудовое соглашение, уменьшить регламентацию ответственности сторон. Как нарушил трудовой договор, увольняйте.

В Дагестане очень любят жаловаться. Когда я кого-то за воровство увольнял, меня уговаривали: его нельзя увольнять, у него отец 15 лет парализован. Я предложил: давайте я ему куплю лекарство, памперсы, но  воровать не дам.


О переменах

— За 40 лет вашей работы дагестанцы изменились?

— Они очень сильно дифференцировались. С одной стороны, так называемая элита, которая всегда была при власти. С другой, появилась очень умная, прагматичная молодёжь. Но она в основном уезжает: кто в Москву, многие и за границу. Появились категории людей среднего звена, руководители, которые и на госслужбе числятся, и пытаются параллельно свой бизнес вести. Они в основном и воруют — все эти учебники, школьное питание, лекарства. А переломить ситуацию, чтобы человеку невыгодно было воровать, мы не хотим.

— Но ведь это проблема всей России. 

— Да, проблема. Но дело ещё и в соотношении, а тут разница огромная.

— Ещё недавно руководителями Дагестана были дагестанцы. Сейчас назначены глава и премьер-министр со стороны, и очень многие почувствовали себя оскорблёнными. А вы как к этому относитесь?

— Если мы считаем себя цивилизованными людьми, то какая разница, кто нами управляет. Где выгодно, мы хотим быть цивилизованными людьми, где невыгодно, вспоминаем про средневековье. Управлять должен тот, кто умеет правильно управлять. Когда Абдулатипов приехал в 2013 году, как его встречали! Я был в шоке. В Новосибирске я могу губернатора встретить на улице. Здесь невозможно даже мэра или главу района встретить без кортежа и строя охраны.

В Дагестане же не функциональные качества важны, а статус. И тот, кто приближён, имеет возможность незаконного распределения благ, потому что он — распределяющий. Ради этих благ идут туда. Поэтому все хотят, чтобы Дагестан возглавлял «его» соплеменник, без учёта профессиональных качеств.

Есть главные принципы управления. Я, как человек, который 15 лет читал лекционный курс менеджмента, знаю: организация должна ежегодно совершенствоваться и каждые пять лет кардинально менять свою структуру, потому что среда меняется. И когда меняется структура, должна расти социальная структура компании. Надо ломать сросшиеся личные связи. Мы хотим иметь выгоду, не связанную с собственными способностями. Даже если у нас воруют, пусть свои воруют. Хорошо, что у нынешних нет социальных связей внутри республики.

Здесь возникает проблема: мы хотим руководителя определенной национальности или по способностям? Нам нужно решать универсальные проблемы, и в этой ситуации чувствовать себя ущемлённым — это проявление социальной незрелости. Общество оказалось не в состоянии между собой договориться и прийти к какому-то решению. Мы не можем договориться внутри себя — вот основная трагедия Дагестана. Мы, по нашему уровню менталитета — недоговороспособные люди.

Популярные публикации

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Выходит с августа 2002 года. Периодичность - 6 раз в год.
Выходит с августа 2002 года.

Периодичность - 6 раз в год.

Учредитель:

Министерство печати и информации Республики Дагестан
367032, Республика Дагестан, г.Махачкала, пр.Насрутдинова, 1а

Адрес редакции:

367000, г. Махачкала, ул. Буйнакского, 4, 2-этаж.
Телефон: +7 (8722) 51-03-60
Главный редактор М.И. Алиев
Сообщество