Этика Этноса

Встреча лета практиковалась лакцами — населением Кумуха и окружающих его нескольких других селений. Вероятно, некогда более распространённый праздник встречи зимы в XIX в. отмечался лишь некоторыми селениями центральной Аварии. К этому же периоду наиболее полный сценарий проводов зимы сохранился лишь в нескольких селениях Западного Дагестана.

*   *   *

Для каждого из этого вида праздников характерен временный отказ от тех или иных норм этикетного поведения. Так, например, ряженые — непременный атрибут подобных коллективных мероприятий — могли непочтительно подшутить над взрослым человеком, в том числе и стариком: обсыпать его сажей, мукой, облить водой, снять с головы папаху, обнять, вскочить ему на спину и т.д.

*   *   *

Эти же ряженые позволяли себе действия, в обычное время не только недопустимые, но и чреватые серьёзными последствиями. Например, ряженый мог обнять женщину, схватить её за руку, погнаться за девушкой, кривляясь, имитировать телодвижениями акт совокупления, отправления естественных надобностей и т.д. Обижаться, оскорбиться, выяснять отношения либо как-то иначе проявлять неудовольствие как со стороны втягиваемого в игру, так и со стороны его (её) родных и близких, считалось совершенно неуместным.

*   *   *

Действия, поведение ряженых могли носить и сугубо местный характер, быть специфическими для того или иного микрорегиона. Так, например, на свадьбе у чамалалов ряженые, кривляясь и паясничая, под одобрительные выкрики, шум и свист присутствующих, выводили в круг танцующих осла, гружёного предметами приданого невесты. «Махсарачи», т.е. ряженый, выбирал из этого комплекта кучу шерстяных носков «цIында», примерял их, разглядывал и бросал на землю со словами: «Это нашему жениху не подходит». Наконец, в этой куче он «находил», «обнаруживал» пару, специально связанную невестой для жениха, примерял их на себе, расхваливал и под шум и свист преподносил их жениху.

*   *   *

В дни этих же праздников (преимущественно в дни встречи весны) над любым односельчанином или односельчанкой люди могли беззлобно подшутить: испугать, обманом заставить зайти к соседу, родственнику, домой (тип первоапрельских шуток), натянуть через проход между домами или через тропу верёвку, подставить на пути следования кого-либо сосуд с водой, налить воду на место, куда тот или иной собрался сесть, незаметно привязать, подцепить к одежде кого-нибудь тряпьё, куски войлока, овчины или привязать ноги, одежду зазевавшегося к дереву, забору, столбу и т.д. Все эти действия обычно не вызывали обиды, злости, воспринимались как должное и, как правило, «пострадавший» смеялся вместе с остальными.

*   *   *

Ряжение, в том числе и в растительный покров (головные уборы в виде колпака из зелёных стеблей растений, обрамление тела ветками, стеблями растений), характерно было и для отдельных лиц обрядовых праздников, например, в обрядах вызывания дождя.

*   *   *

Характерной особенностью календарных праздников, сохранившихся как наследие древнейших периодов развития общества, было придание им исламско-мусульманского «звучания». Обряды и церемонии этого цикла, как правило, возглавлялись духовенством, начинались, проходили и заканчивались мусульманскими молитвами, молениями. Так, например, у гунзибцев праздник первой борозды заканчивался коллективной молитвой участников обрядов на крыше чьего-либо дома.

*   *   *

Особые, ритуализованные нормы поведения были характерны между участниками мужских и юношеских увеселительных собраний, трансформировавшихся к XIX веку из традиционных мужских союзов, носивших некогда социальный и военно-политический характер. В подавляющем большинстве случаев для народов Дагестана в этих пережиточно сохранившихся мужских союзах практиковалось ряжение. Участники мероприятия в различного рода действах, шествиях надевали маски, мазали лицо сажей, носили вывернутые наизнанку шубы и папахи, на время, чтобы не быть узнанными, менялись одеждой и др. Во многих случаях собравшиеся в присутствии посторонних говорили на специальном искусственном языке, построенном по принципу подмены одного понятия другим (напр.: «отвечающий», «ответственный» — вместо «мужчина», «режущее» — вместо «кинжал», «шашка», «грохочущее» — вместо «ружьё» и т.д.); произнесением слов, понятий, терминов «задом наперёд» (напр. «нухпач» вместо «чапхун» — «грабёж» (лак.); «барачIивкI» вместо «квичIараб» — «самодовольный» (авар.); «нихбяч» вместо «чябхьин» — «налёт» (дарг.) и др.; изменением порядка слогов в слове (напр., «тIабкъамар» вместо «къамартIаб» — «ловкий» (авар.), «ресгьирба» вместо «гьирбарес» — натравливать (дарг.), «вуайкьа» вместо «аьйкьаIу» — «оплошность» (лак. и др.); добавлением перед или после каждого слога слова той или иной частицы (напр., «му-тIу-гъа-тIа-ят-тIа-ши-тIи-ву-тIe» вместо «мугъаятшиву» — «бдительность», «расчётливость», «осторожность» (лак.), «ра-бас-ра-ра-ри-лъи-ре-зе» вместо «басралъизе» — «потерять авторитет», «оскандалиться (авар.), «къа-я-къи-буш-къи-макъ» вместо «ябушмакъ» — «биться», «сражаться» (кум.), «кер-вер-чек-век-вал-вал» вместо «керчеквак» — «верность» (лезг.) и др. Построенные подобным образом языковые подсистемы, некогда выполнявшие сложные социально-ритуальные функции, к XIX в. в подавляющем большинстве утратили своё былое значение, сохранившись местами в упрощённом виде как детская забава.

*   *   *

Для всех без исключения народов Дагестана характерны были и женские сборы типа посиделок, широко распространённые и у других народов Кавказа, у славян, у народов Западной Европы и др. Характерны они были преимущественно для осенне-зимнего сезона. Женщины обычно приходили с какой-либо работой — штопкой, вязаньем, шитьём, и проч.; либо собирались для оказания помощи односельчанке в очистке от примесей гороха, фасоли, чечевицы, в лущении кукурузы, переборке, сортировке и первичной обработке шерсти и т.д. Например, женщины Гинуха организовывали собрания «кодерзагьо», где перебирали шерсть, пряли, вязали. Шутки, розыгрыши, смех не прекращались ни на минуту; танцы и песни продолжались до глубокой ночи.

*   *   *

Почти каждая из женщин приносила с собой картофель, морковь, горох, злаки; всё это либо варилось, либо пеклось, поджаривалось на плите, на сковороде, и женщины всем этим угощались. Здесь же делились новостями, беседовали, шутили, пели песни. Ненадолго сюда могли зайти и юноши. Побалагурив, пошутив, потанцевав и попев, они вскоре расходились. Обычно парни приносили с собой какое-нибудь угощение — орехи, сладости, фрукты и проч. Пришедший без подарка подвергался насмешкам.

*   *   *

У многих народов Дагестана женщины наряжали одну из присутствующих в мужскую одежду, подрисовывали ей углём усы и бородку и устраивали танцы — без музыки, под танцевальный хоровой напев; одна из женщин отбивала танцевальный ритм на подносе, корыте, на столике и др. И переодетая, и её напарницы в процессе танца позволяли себе определённые вольности в позах, жестах, мимике, допуская объятия, тисканья, дотрагивания и проч.

«Изменение внешности участников игр ставило их вне сложившихся в новое время норм поведения, — писал В.И. Чичеров. — Ряженые в ряде случаев оказывались хранителями архаических элементов новогодних обрядов, пережиточных форм поведения, исключающего обычное в поведенческом быту понятие «допустимого» и «пристойного».

*   *   *

Традиционная строгость нравов не исключала, а напротив, предполагала совместное проведение досуга парней и девушек селения в определённые дни годового цикла. Это достаточно хорошо освещённые в этнографической литературе праздники зелени, праздники цветов, праздники обновления родников, совместные выходы за сбором метёлочной травы, черемши, цветной глины, увеселительные собрания в вечерние часы молодых людей у кого-либо на дому и проч. Требования сведения общения с противоположным полом к минимуму и подчёркнутой отчуждённости во взаимоотношениях полов здесь уже заметно ослаблялись. Парни в открытую проявляли свои симпатии, девушки, хоть и в более завуалированной форме, отвечали на знаки внимания. В исполняемых здесь куплетах девушка довольно прозрачно могла говорить о своём неравнодушии к тому или иному юноше.